Логово серого волка [СИ] - Маргарита Бурсевич

Огромный кровоподтек говорил о том, что у него как минимум половина ребер переломано. А в центре груди находился арбалетный болт, острием воткнувшийся в посеребренный медальон, подаренный мной любимому перед его отъездом. Сила удара почти спаяла два куска металла.

— Черт. Глазам не верю, — выдохнул Локи.

А я, протянув руки, сняла с Грея медальон, оставивший круглый след на его коже.

— На наконечнике яд, — пояснила я свои действия, перед тем как утопила его в снегу.

— С Гаем что? — спросил Локи, глядя мне за спину, где Лили по-прежнему держала голову раненого оборотня на своих коленях.

— Только царапина, но из-за яда он чуть не погиб. И я до сих пор не знаю, какие могут быть последствия.

— Впервые так радуюсь тому, что кто-то нарушил мой приказ, — вздохнул Грей, болезненно морщась. Но это не помешало ему протянуть руку и сгрести меня в свои объятия.

Я прижалась к его груди и пальцами обводила след от медальона. С ужасом думая о том, что все могло быть иначе.

— Не переживай, через пару дней и следа не останется, — заверил он меня.

— Ага, — согласилась я, аккуратно целуя огромный синяк. — Тебя надо перетянуть, а то кости могут срастись неправильно.

— Как скажешь, — не стал спорить Грей, но из рук не выпустил.

А потом голодным взглядом окинув мое лицо, хрипло сказал, обращаясь к Локи:

— Иди, что ли осмотри окрестности.

Громко фыркнув, Локи отвернулся и пошагал к Гаю, что-то бормоча на ходу.

— Наконец-то, — шепнул Грей мне в губы и поцеловал.

Осторожно, ласково, успокаивающе. Как будто он боялся, что я рассыплюсь прямо у него в руках. Вот только мне было мало и я, перехватив инициативу, сама углубила поцелуй, жадно впитывая его вкус. Мы так и сидели в снегу, забыв обо всем. Я цеплялась за его плечи и гладила спину, пока не расслышала стон за грохотом собственного сердца. Я резко подалась назад, как ошпаренная.

— Больно? Тебе нужно в постель, — разволновалась я.

— Очень нужно, — хрипло согласился он, жадно глядя на меня.

От его слов я густо покраснела и поторопилась подняться.

— Нужно кого-нибудь позвать, чтобы помогли тебе забраться на лошадь.

— Вот еще, — возмутился он и стал подниматься на ноги, морщась от боли.

Я поспешила подставить ему свое плечо, на которое он так и не облокотился.

— Оборотень, — проворчала я, немного злясь на него за такую самонадеянность.

— Вот именно, — согласился он, целуя в розовую щеку.

Дилана, скрученного по рукам и ногам, перебросили через седло одной из лошадей и оставили под охраной стражи.

— Что с ним будет?

— Его будут судить, — сказал Грей и замолчал.

Я видела, как сложно ему было это сказать. Слишком долгое время он ждал возмездия и растил в себе чувство мести. Что изменило его решение, я не знаю, но сомневаюсь, что дело только в его нежелании убивать Дилана при мне. Что-то изменилось за эти бесконечные минуты. Что-то очень важное произошло глубоко в душе Грея. И никакая злость уже неспособна изменить это.

Гай уже пришел в себя, хоть и не мог подняться на ноги самостоятельно. Слишком сильно был отравлен его организм, чтобы так быстро восстановиться.

— Как ты? — спросил его Грей.

Мутные глаза отца нашли Вульфа и, устало улыбаясь, он ответил:

— Как после первой попойки.

Грей, сочувственно сощурившись, сказал:

— Я у тебя в неоплатном долгу.

— Вообще-то, ты у меня в вечном долгу после того, как увел у меня дочь, — криво улыбнулся Гай, но было видно, каких трудов ему стоит говорить.

Лили, бледная как полотно, после всего пережитого прислушивалась к нашей беседе, а потом, закусив губу, выпалила:

— Сэр, если вы выживете, я подумаю о том, чтобы выйти за вас замуж.

Лица вытянулись у всех присутствующих, а Гай, подавившись вздохом, закашлялся.

— А что? Настоящий мужчина. Герой.

Локи, стоящий неподалеку, громко фыркнул и демонстративно отвернулся.

— Деточка, — начал Гай. — Я свое счастье потерял, а твое еще тебя не нашло.

— Вот после подобной мысли меня и заперли в монастыре, — заверила его Лили и рассмеялась.

— Не место — это для такой красавицы, — неодобрительно заметил Гай.

Лили польщено покраснела и застенчиво улыбнулась. Ну надо же, не думала, что она умеет.

— Надо выдвигаться, скоро совсем стемнеет, — буркнул Локи и направился к своей лошади.

— Что за муха его укусила? — удивился Грей.

Лили, проследив за тем, как Локи уходит, прикусила губу и опустила голову, перестав улыбаться. Гай перехватил ее взгляд и загадочно улыбнулся.

— Я тебе потом скажу о своих подозрениях, — заверил он Грея.

На этот раз домой мы ехали на одной лошади. Я грелась в объятиях мужа и с большим оптимизмом, чем когда-либо смотрела в будущее. Даже немного не верилось, что все уже позади.

— А медальон? — спросил Грей, вспомнив, что мы так и не забрали серебренного волка.

— Я не готова рисковать твоей жизнью, ради надежды спасти посеребренное украшение. Мы не знаем, что это за яд.

Мне удавалось говорить спокойно, и голос почти не дрожал.

— Он был подарен мне как напоминание о том, что любовь существует. Но теперь мне не нужны вещи, чтобы знать это. Любовь всегда со мной. Здесь, — взяв его руку в свою, приложила к груди над сердцем.

Глава 62

Многое в моей жизни изменилось. Будучи одиночкой среди целой стаи, никогда не думал, что чужая жизнь будет мне дороже своей. И не долг это диктовал. Я мог прикрыть собой любого своего воина или жителя своих земель, но это совсем не то. Не инстинкт защитить, а именно желание лелеять. Отдать все что имеешь, предложить всего себя.

Ромашка, как свет осветила все уголки моей души и помогла заглянуть во все, даже самые потаенные ее уголки. Помогла переосмыслить и понять самого себя. Оглядеться и принять мир, который я всегда считал враждебным.

Нет, она не делала что-то специально для этого. Более того, многие знания пришли ко мне, пока я пытался помочь ей самой избавиться от страхов и предубеждений. Сколько времени я провел снимая ее защитные покровы слой за слоем, учась бережно относиться к чужим переживаниям. Мы учились жить вместе и вместе познавали себя и друг друга.

Часто говорят, что самые важные вещи определяются в критической ситуации. Так и я, едва не потеряв Ромашку, понял, что моя сила заключается не в ненависти к врагу, посмевшему поднять руку на нее, а в силе любви к ней. Именно это чувство придавало уверенности и стремление победить. Ради ее жизни, а не ради наказания Дилана.

Джозеф мало изменился, лишь седина говорила о том, что года повлияли и на него. Все то же пренебрежение, все та же злость в глазах и иррациональная ненависть к тем, кому он собственными руками навредил.